12 октября 2012

Сергей Шолохов: Я не обязан хвалить фильмы

Сергей Шолохов - известный кинокритик, ведущий программы о кино «Тихий Дом»  признался, что свой первый художественный фильм будет снимать в 75 лет. В интервью Daily Talking он рассказал,  сколько кинофестивалей он посещает,  для чего нужны они в  российской провинции, существует ли «черный список» режиссеров у критиков, и за что либеральная интеллигенция не любит Никиту Михалкова.. 


- Где вы смотрите кино?

- Его я смотрю на кинофестивалях. Поскольку на них мне приходится бывать часто, то, можно сказать, что я этим только и занимаюсь. Смотрю три-четыре фильма в день две недели подряд. Получается шестьдесят фильмов за один фестиваль.



-  Сколько фестивалей вы посещаете?

- Есть несколько фестивалей. Например, класса люкс. Я делаю передачи про  Канны, Берлинский и Венецианский фестивали для Первого канала.

Дальше – есть фестивали класса А. они не люксовые, но пристойные, на них полезно побывать. Особенно если вы профессионально занимаетесь кинематографом. С удовольствием езжу на такие фестивали  в Локарно, Сан-Себастьян, Карловы Вары, Рим,  да и Москве надо уделить внимание.

Кроме этого есть фестивали отечественного кино, с ними тоже надо дружить, знать, что происходит в отечественном кино – часть моей профессии и обязанность. Это такие фестивали как «Окно в Европу» в Выборге, «Кинотавр» в Сочи. Эти фестивали я освещаю как специальный корреспондент еженедельника «Аргументы неделi».

Кроме того, есть фестивали класса Б, на которых тоже надо бывать уже в качестве отборщика фестиваля «Полярное сияние» про фильмы стран Арктики.

- И везде успеваете  смотрите все фестивальные фильмы?

- Естественно, смотрю не все. Все фильмы смотрят мои коллеги – отборщики других фестивалей. Мне, как гостю, предлагается некая коллекция.

Я смотрю фильмы, которые для меня важны с точки зрения развития того художника, за которым  наблюдаю. Например, если я слежу за  Гасом Ван Сентом, то буду смотреть каждый его фильм, и не важно, есть у него там звезда или нет. А если там будет Мэтт Деймон, то подавно буду смотреть, потому что и за ним слежу.

ЕСТЬ  режиссеры,  интересные мне, как телекритику, который занимается кино в течение уже двадцати пяти лет. Особенно  если они сформировались на моих глазах, то естественно, я отслеживаю их новые фильмы. Посмотрю каждый новый фильм нашей прелестницы Мадонны. Если в титрах есть Мерил  Стрип, тоже не пропущу. Если же фильм анонимный,  то позволяю себе роскошь не смотреть его. Пусть сперва фильм получит  «Медведя» или «Пальму», вот тогда и посмотрю.

- Если фильм получил призы в Каннах или Берлине, вы обязаны его хвалить?

- Совершенно не обязан.  Моя передача авторская, и  фестиваль не является моим работодатЕлем. Мой работодатель – Первый канал. Я делаю передачу для 120 миллионов российских зрителей. Если фильм мне не понравится, то  не буду этого скрывать.

- А если он понравится Эрнсту?

- Он не успеет мне об этом сообщить. Физически. У меня право первой брачной ночи – я смотрю фильм первым, ведь фестивали класса «люкс» показывают  своим зрителям только премьеры. Да и эфир у меня живой. Передача выходит в день закрытия фестиваля.  Причем смонтированный  дневник фестиваля уже идет в эфире, когда я заканчиваю монтаж, потому что должен показать своим зрителям счастливые лица победителей, разумеется, первым. Поэтому  как только получаю картинку церемонии закрытия на свой монтажный компьютер, отбираю главных призеров, даю комментарий, и – в эфир. С учетом двухчасовой разницы я выхожу раньше всех.

- Как же вам, наверное, позавидуют журналисты других СМИ…

- Информационщики  могут дать имена победителей раньше меня, но картинку первым даю я, при этом с  авторским комментарием.

- Практика заказа фильмов государством многих  настораживает. Как вы думаете, могут появиться фильмы, например,  на партийную тему?

- Тема не является плохой, плохим может быть фильм. К этому можно подойти в лайковых перчатках, а можно и в рукавицах,  покрытых масляными  пятнами.

- Вам будет интересен фильм, например, о жизни Матвиенко?

- Смотря кто его снимет. Если режиссер, за которым я слежу, мне было бы интересно посмотреть. Если выскочит какой-то левый, который просто выполняет заказуху, вряд ли будет интересно.

- Вы верите заявлениям Сокурова, что после «Фауста» он больше ничего не будет снимать в России?

- Это кокетство.  Я не верю ВСЕМ словам великого художника. Я верю его фильмам. Он будет снимать.

- Мне довелось общаться с оператором фильма Альмодовара «Кожа, в которой я живу». Он утверждает, что состояние западного кино ничем не отличается от российского – те же сериалы,  пиф-паф и боевики.  Он также нашел похожим положение Альмодовара в Испании  на положение Сокурова  в России. …

- В «Коже, в которой я живу»  как раз очень заметна коммерческая составляющая.  В этом фильме есть четкие  объединяющие приемы, которые цепляют – секс, насилие, кровь. У Сокурова эротические сцены не содержат насилия, и никто не меняет пол. Правда, Мефистофель имеет несколько необычное телосложение.

- Вас не смущает многолетний процесс съемок фильма Германом?

- Это зависит от инвестора и продюсера. Если это их устраивает, то это их дело. Я чужих денег не считаю, и насколько знаю, Герман сейчас ведет монтажно-тонировочный период. Значит, так нужно.

В мировой практике  такой случай уже был. Стенли Кубрик снимал свой фильм «Широко открытые глаза» с открытым бюджетом. Продюсеры предложили ему снимать фильм столько, сколько ему захочется. Он умер, не закончив работу, за него заканчивали другие.

- Когда общаешься с режиссерами, то они ругают критиков и прессу. Актеры ругают режиссеров и прессу, но все они  в один голос еще ругают продюсеров.   Как вы считаете, сегодня в кино есть засилье продюсеров?

- Я бы не сказал, что засилье.  Я бы сказал, что есть некоторые новшества в способе финансирования кинопространства. Создан фонд кино, и государственные деньги, которые идут в  него, достаются, как правило, не режиссерам с именами, как было при Госкино, где были свои сорок человек, которые регулярно получали деньги, и  еще сорок, получающие время от времени. Сейчас  деньги идут российским мейджорам ,  но только тем, которые доказали состоятельность предыдущими картинами или расходованием бюджета, произвели продукт, и получили зрительский отклик в прокате. Их восемь или девять в стране.

Во главе студии стоит менеджер, он не режиссер, но может сочетать в себе это, но, как правило, это продюсер. Через студии идет финансирование режиссеров, как почтенных, с именами, так и молодых, вновь пришедших.  Проекты отсматривают, выбирают,  чтобы поручить съемки уже продакшн-компаниям.

За министерством культуры,  где сохранился кинодепартамент, осталось финансирование дебютов, анимации, документального кино,  и таких авторских фильмов, которые явно будут экспериментальными. В фонде кино последние рассматриваются, как факультативные, и им там  расцвести будет сложнее.

Не все режиссеры хотят быть продюсерами. Например, Балабанов, который, как только захочет снимать фильм, так продюсер Сельянов находит ему такую возможность. Балабанову не надо стоять в очереди в Госкино, писать бумаги в фонды, он просто звонит своему испытанному Сергею Сельянову, и тот говорит ему: «Запускаемся». Как он проворачивает это  - его  дело.  Такие продюсеры, как мне кажется, и должны быть в нашей киноиндустрии.

- Но можно вспомнить и пример Алексея Учителя. На его фильм «Край» РЖД выделили 16 млн. долларов.

- Учитель сочетает в себе режиссерские навыки и продюсерские наклонности. Это не значит, что так должно быть, ведь в душе у многих режиссеров происходят конфликты, когда борются администратор и автор. Администратору надо сэкономить, а автору распушить: снять  исторический ландшафт, и массовку не со  ста, а тысячью человек,  хотя, как администратор, он понимает, что это будет дороже в тысячу раз. Я думаю, что именно такая маленькая война идет в душе Павла Лунгина, когда он выступает как продюсер и автор.

-  Одно дело – ваш пример  отношений Балабанова и продюсера Сельянова, и совсем другое, когда продюсер может сказать режиссеру: «Возьми вот эту актрису, она  нравится такому-то человеку».  Нет ли в этом опасности:  деньги влияют на творчество?

- Если проект абсолютно коммерческий, то продюсер предъявляет режиссеру набор медийных лиц, которые тот  должен снять. Если проект авторский,  режиссер говорит продюсеру: «Я хочу снять вот такой фильм, и в нем будут вот такие артисты. Если хочешь, берись, а не хочешь, то уйду к другому». А есть продюсеры, которые не вникают в  процесс, чему  я сам был неоднократно свидетелем. На фестивалях показывается и некоммерческое кино, поэтому видно, что вносит режиссер, а что продюсер. Я общался со многими продюсерами, и никакого давления на авторское кино не наблюдал.  В других случаях продюсер, не договорившись с режиссером, начинает снимать кино сам.

- Несколько режиссеров говорили мне, что якобы  у критиков есть некий черный список, и они всегда  пишут только негативные рецензии про режиссеров, попавших в него.  Не откроете военной тайны:  правда,  что есть такие  списки?

- Я не в курсе этой военной тайны. Меня в это никто не посвящал.

- Как в таком случае объяснить ситуацию с Михалковым. После «Цитадели»  критики разве что только живьем его не съели…

- Либеральная интеллигенция  не  любит  ни его взгляды, ни  барские  повадки. У либеральной интеллигенции совсем другие ценности. У Никиты Сергеевича все просто: вот крестьянин, вот молочница прошла, чтобы подоить корову, и молоко должно быть  парное, а не из «Пятерочки». Я думаю, что между Михалковым и богом-отцом нет никаких посредников, у него идет непосредственное общение с богом-отцом.  Либеральная интеллигенция как раз всего этого не любит.

- Она хочет, чтобы он с ней общался?

- Я не знаю, чего  она хочет. По всей видимости,  чтобы путь демократии, который Запад прошел за пятьсот лет, мы прошли за двадцать. Наверное, это и есть мечта нашей либеральной интеллигенции, но насколько она осуществима я не знаю.

А Никите Сергеевичу это не интересно. Дескать, это что же такое, чтобы большинство правило? Если бы большинство правило, то разве был бы Петербург?  Петр Первый стал бы советоваться с большинством: строить или не строить Петербург? Никита Сергеевич человек другого формата, ему бы с Петром Первым поговорить.

- Если посмотреть его фильмы, то можно заметить, что во всех красной нитью проходит любовь к России.  Он не допускает никакой чернухи в отношении к ней. Может, это раздражает?

- Может, и это. Я не исследовал.

-  Основатель «Кинотавра» Марк Рудинштейн недавно  опубликовал часть своих мемуаров.

- Что-то я читал.

- Не удивило признание Рудинштейна, что для организации фестиваля он  использовал  деньги бандитов?

- Что касается бандитских денег, то ему всегда Госкино давало деньги на фестиваль. Может, не в том объеме, в котором было нужно, и поэтому он искал спонсоров. Если у них было криминальное прошлое, то Марк  Григорьевич тоже не младенец в розовой шапочке. Может, у него и были какие-то обязательства перед этими спонсорами, нас в это не посвящали, и это то, что происходило за кадром на фестивале. Меня интересовало то, что показывали на экране, что подавали в ресторане, какие гости приехали, с кем можно поговорить. То, что там были сомнительные личности, так это он  с ними играл на бильярде. У них были свои терки, а у нас – свои.

Но я бы при жизни поставил памятник Рудинштейну, потому что ему удалось собрать всех кинематографистов воедино, когда все разваливалось. Он приглашал на фестиваль актрис, которые безвестно старились, и которых уже никто не снимал в кино. Он вывозил их самолетами в Сочи, где они давали интервью, автографы. На фестивале показывали интересное кино. Его смотрели все в абсолютно бандитском тогда городе  Сочи, и при этом бандиты на время фестиваля достигали соглашения: никаких разборок.

- Прямо как в «Маугли».

- Да, все удавы  расползались по своим норам.  Рудинштейн откровенно написал об этом, но повторяю, я был поглощен другими мероприятиями.

- У нас есть еще ряд кинофестивалей, они проходят в провинции. Как вы думаете, от них есть польза, или они просто тешат самолюбие местным властям?

-  Я думал,  что  они тешат самолюбие местной элите. Она оказывается в центре культурного события:  приезжают известные люди, показывают фильмы,  там же телевидение, журналисты. Жизнь начинает бить ключом.

-  Приглашение на них звезд за деньги – нормальная практика?

-  Звезды все зарабатывают таким образом. Какой стимул был у Депардье лететь на фестиваль во Владивосток? Только исходящий реквизит. Но жители Владивостока видели, как Депардье ходит по их городу, выступает на закрытии, и радовались.

- Вы ведь и сами продюсер?

- Вы сейчас сидите в офисе моей продюсерской фирмы. Она производит документальное кино. На художественное пока не замахиваемся.

- Почему?

- Им я буду заниматься, когда мне будет 75 лет. Я подражаю своему любимому режиссеру из Португалии, которого зовут  Маннуэль  де  Оливейра.  Он начал снимать свой первый фильм, когда ему было 75.

 Он делает по фильму в год, иногда раз в два года.  Последний раз я общался с ним в Каннах, делал с ним интервью два года тому назад. Ему было уже 103 года.  Его фильм был в конкурсной программе фестиваля, он шел по красной дорожке без палочки….

- В интернете  вам приписывают дружбу с Гасом  Ван Сентом и Дзефирелли. Это так и есть?

- Это присущая интернету отсебятина. Я сказал, что являюсь поклонником Ван Сента. Если мы с ним встречаемся, условно говоря, на фестивале в Карловых  Варах, то выпиваем по кружке пива. Но это не значит, что я ему звоню каждый вечер, и спрашиваю: «Гас, как ты поживаешь?».

- Критик может дружить с режиссерами?

-  Может, это парадокс, но некоторые критики замечательно дружат с режиссерами. Я как раз меньше дружу с ними. Исключение делаю для Балабанова, с которым у нас дружеские отношения.

Если вы с человеком из одного круга встречаетесь в разных местах земного шара, и рады приветствовать друг друга, то уже не важно, кто критик  или КТО режиссер. У вас одно и то же общество, одни и те вечеринки,  вы ходите на те же просмотры, бываете на премьерах, где есть время пообщаться, а после их отметить. Люди видят знакомое лицо в разных точках земли, и тянутся к нему, ведут себя доброжелательно. С новичком этого не происходит, это все наживное.  Со временем, по мере вашей деловой и творческой активности происходит капитализация связей.

- Общение с   именитыми режиссерами не льстит вам?

- У меня нет таких слабостей, ведь именитого режиссера надо окружать исключительным вниманием, а я не всегда хочу быть как на работе.

Но я повторю, если встречаю  Гаса Ван Сента в Мангейме, и он знает из всех собравшихся двух человек, в том числе и меня, то внутри большого круга мы образуем более узкий круг, и относимся  друг к другу более внимательно.

- И при этом вы  остаетесь объективным? Если он снимет плохой фильм, вы скажите, что он плохой?

- Тут я придерживаюсь правды. Если он снимет не очень удачный фильм, то я буду вынужден рассказать об этом своему зрителю. Гас Ван Сент будет не в курсе. Ему по барабану.

- Ваш первый сюжет на телевидении был о молодом  и никому неизвестном тогда актере театра имени Ленсовета Викторе Бычкове. Почему вы выбрали именно его?

- Он как-то понравился мне, или что-то зацепило в его игре. Рогожкин его тогда еще не снимал, он с моей подачи его увидел.

- Этот сюжет и стал началом вашей телекарьеры?

-  Он вышел в программе  «Монитор». К ее руководству меня привела редактор,  с которой мы познакомились на семинаре в доме отдыха архитекторов, куда привезли творческую молодежь. Тогда  я был аспирантом научно-исследовательского  отдела театрального института.  Там были и редакторы ведущих газет и Пятого канала, которые занимались культурой. Мы пообщались, и она предложила мне попробовать свои силы: сделать свой сюжет. Я придумал его про Бычкова.

Сюжет понравился худсовету, мне предложили работать на телевидении, стали заказывать   новые сюжеты, потом  взяли в штат,  дали свою программу. Сначала я делал «Триста метров надежды», потом «Пятое колесо». Свои выпуски «Колеса»  я посвящал больше праздничному искусству нежели политике, и соответственно, мой выпуск был больше связан с киноискусством.

В 1990 гожу я сделал первый в СССР часовой репортаж с Каннского фестиваля для 5-го канала. Тогда канал вещал до Урала.  Когда появилась  новая страна Россия, то ей потребовался свой канал, его назвали «Россия», и на нем сперва ничего не было, кроме программы «Вести». Нас бросили подымать этот канал практически с нуля. Там и стал выходить «Тихий дом» - час до «Вестей», час  после. И так до 1998 года.

- Ленинградское телевидение было более интеллигентным. Что же потом с ним случилось?

- Понимаете,  когда образовался телеканал «Культура», к которому я  имел некоторое отношение,  показывать на нем было нечего, кроме трех фильмов.  Было решено показывать там продукцию питерского телевидения, имеющую отношение к культуре. Питерское телевидение тогда за пределы города не выходило, «Культура» вещала на 5-м канале.

Был целый период, когда питерское телевидение было отрезано от страны, и единственный способ попасть в федеральное пространство был  такой: надо было получить на  микрофонной папке мою подпись, как заместителя председателя. Мы брали продукцию  не только» 5 канала», вообще всех телекомпаний, и делали большой «кусок» из культурных программ. Некоторые  программы до сих пор так и засели на канале.

В  результате появления нового канала «Культура», все каналы сочли себя вправе дистанцироваться от культурной проблематики:  «У нас есть свой канал-резервация, где три процента рейтинга… Ой, что ты принес? Культуру? Не, не надо..».  Поэтому  продюсеры телеканалов перешли на все, что дает рейтинг – на попсу, криминальные сериалы, фешн-тв, какие-то политические передачи, новости.

Единственный канал, который устоял на поле брани – Первый. Он до сих пор держится, и показывает иногда культурные программы, в частности, мою, «Закрытий показ», где обсуждают авторских режиссеров с помощью не самых ласковых выражений, но это должно бодрить.

На  Первом канале идет освоение зрителя, который еще не совсем потерял интерес к культуре.  Более того, мне кажется, что сейчас зритель имеет еще больший запрос к культурным событиям. Все больше усиливается средний класс, который  в отличии от нижне-среднего, не думает, как заработать  деньги. У него есть больше пространства, и он более оригинален в своих потребностях. Ему уже интересно книжку почитать, в театр сходить, фильм посмотреть. Число таких зрителей растет.  Поэтому я уверен, что их будет больше.

Мои фестивальные передачи год от года увеличивают рейтинг, можно посмотреть, как он вырос за двадцать лет.  Растет и интерес среднего класса к культурным событиям. Где они еще увидят рассказ о фестивале класса «Люкс» через двадцать минут после церемонии закрытия?

- Значит, вас не смущают  вкусы среднего класса?

- Можно посмотреть репертуар кинотеатров. Если раньше это был кошмар, и кроме голливудских фильмов средней руки смотреть вообще нечего было. КАК у нас показывали большую премьеру? Прокатчику вместе с премьерой давали сорок фильмов в нагрузку:  «Ты покажи их хоть в полупустом зале, но только покажи. Тогда мы дадим тебе «Аватар». Кстати,  этот фильм собрал огромное количество зрителей,  и помог перевести  кинотеатры СТРАНЫ на цифру.  То, что сейчас в  них появилась цифровая аппаратура, за это надо сказать «спасибо» «Аватару».

Если   сегодня взглянуть на  афишу кинотеатров, то  - о, боги мои! – что я вижу? Фестивальные фильмы. Те самые, которые видел на фестивалях. Ничего подобного раньше не было. Значит, народ пошел. Кто бы мог подумать  лет пять назад, что на «Железную леди» с Мерил Стрип будет продан хоть один билет?

- Может, просто имя сыграло роль?

- Может быть, но там нет насилия, секса, фильм абсолютно лишен коммерческих составляющих, и не сходил с экраном несколько недель, как какой-то голливудский боевик.

- Вы сказали, что занимаетесь кино уже 25 лет.  Нет ли пресыщения? Вас, наверное, уже трудно чем-то удивить?

- Ничего я не пресытился. Я люблю не только большие формы, но и легкий минимализм в кино. Люблю увидеть какой-нибудь яркий дебют. Это меня нисколько не пресыщает. Напротив, во время фестивалей у меня возникает легкое кислородное голодание

0 коммент.:

Отправить комментарий