Cтареющий режиссер как жанр

Старики-режиссеры не боятся кинокритиков, неблагодарных зрителей и самих себя. и поэтому снимают гениальное кино.

Джармуш вслед за Копполой снимает вампирскую сказку, Годар в следующий фильм берет на главную роль собаку, а Ридли Скотт решается на продолжение «Бегущего по лезвию бритвы». На выходки стареющих режиссеров смотрят c недоумением или усмешкой — как на причуды старенького дедушки. А зря — у них есть чему поучиться.

Клуб режиссеров «кому за семьдесят» открыт: туристические путеводители, мертвые девочки, ЛСД-трипы в детство, мрачные ситкомы с кроликами в главной роли. Это что, кино? «Команда мечты» — Вуди Аллен, Ридли Скотт, Жан-Люк Годар, Дэвид Линч, Фрэнсис Форд Коппола, Джим Джармуш (Пусть ему только исполнилось 60. — Interview), Терренс Малик — который год пребывает то ли в маразме, то ли в глубоком творческом кризисе. Общее критическое мнение: их последние фильмы лишены божьей искры, они вообще разучились снимать и рассказывать интересные истории. На самом деле именно в этих странных фильмах, похожих на бормотание умирающего старика, и происходят сегодня самые интересные эксперименты — именно в них создаются новые формы и киноязык.
Пока критики ждут повторения былого успеха, стареющие режиссеры идут дальше. Вот, к примеру, Коппола. «Апокалипсис сегодня», «Разговор» и «Бойцовая рыбка» показали, что он может рассказывать истории как никто другой. Все ждут от него (даже требуют!) очередного «Крестного отца» и не замечают, что его последние камерные фильмы, снятые на собственные деньги, — это ходячая лаборатория кинематографа. Работая в жанре «что хочу — то ворочу», он препарирует, разбирает, уничтожает, пересобирает заново, склеивает в обратном порядке свои фильмы и ставит эксперимент за экспериментом. Радикального новаторства обычно ждут от молодых и амбициозных, но у старика это получается куда лучше. Да, есть усталость, занудство и другие признаки человеческого угасания. Но стоит сквозь них продраться — и поймешь, что это неважно.

А важно совсем другое. В состоянии легкого маразма стареющие режиссеры начинают разговаривать не со зрителем, а с какой-то значительно более сложной аудиторией — может, с богами, вечностью или в конечном счете с самим собой. Посмотрите «Прометей» Ридли Скотта — за фасадом эпичности скрывается простая, в общем, история о себе: «Главное — движение и вера, а не цель». «Робин Гуд», «Царство небесное», «Гангстер» — что это? Правильно, движение. Все еще не верите? Вспомните провальные «Пределы контроля» Джармуша о вечном путешествии внутрь себя и борьбе с внутренним демоном.

У подобных разговоров с вечностью есть несколько общих признаков. Первый — упрощения, сводящие сюжет до смехотворной банальности; второй — бесконечные самоповторы; третий — вольное, свободное обращение с материалом, которое молодым недоступно. Сюжет они могут довести до табуретки, по пути разобраться с собственным творчеством, а еще нарезать пленку вдоль и поперек, собрать из нее пуделя и выпустить на экран.

Искусство кино без примесей юношеского максимализма или зрелой депрессии.

Яркий пример упрощения — фильмы Клинта Иствуда. С каждым годом он все больше похож на настоящего старика, хотя по его работоспособности это не скажешь: каждый год по фильму, а то и по два, в которых он и режиссер, и главный актер. Он отсекает лишнее, оставляя один костяк: девушка-боксер с характером и стареющий тренер. Гомофоб и корейцы. Женщина-мать против системы. Иствуду неинтересно копаться в мелочах, он несется вперед со скоростью паровоза, торопясь рассказать главное, но при этом не скатывается в претенциозную пошлость — спасает профессионализм. Это приводит к тому, что вещи, за которые ты готов обложить трехэтажным матом любого другого режиссера, в его случае вызывают лишь интерес и желание слушать. «Гран Торино», «Флаги наших отцов», «Письма с Иводзимы», «Подмена» — упрощенные, почти схематичные сюжеты, через которые, однако, просвечивает «правда жизни».

То же происходит и с Вуди Алленом. Почтенный старик решил на склоне лет отправиться в большое путешествие, делая по дороге милые, остроумные заметки. Дав себе возможность впервые за свою карьеру уйти от им же созданного жанра фильмов о невротиках, Аллен создает легкие и вроде бы необязательные ленты. Ощущение от них — как от приятного разговора с опытным человеком, который мягким, но уверенным голосом, рассказывает тебе о самом важном.

С Годаром, как это ни странно, та же история. В «Социализме» он предельно упростил приемы, которым пользовался всю жизнь. Его фильм — плакат-агитка, понятный и четкий, как картина примитивиста. Он, конечно, не заботится о сюжете, его фильм — это модель для сборки, каждый зритель вправе собрать свою историю. Воюя с пленкой, уничтожая фильм монтажными склейками и лоу-фай-роликами, Годар как бы упрощает кино до конструктора, показывая зрителям сам процесс и оставляя простор для различных вариаций. Следующим шагом Годара мог бы стать набор «юный режиссер» с перечнем различных видеофрагментов, которые можно собирать в любом порядке.

Второй признак: самоповторы, цитаты и отсылки. Их в фильмах стариков так много, что, кажется, они и сами теряют подчас нить разговора. Коппола по ходу фильма «Между» разбирается с собственной историей, вставляя линию о погибшей дочери главного героя, которая очевидно рифмуется с тем, как он сам потерял сына. Его подруга, мертвая девочка, скорее всего оказывается любовницей Эдгара По, его рано погибшей женой. Про Годара было уже сказано выше. Ридли Скотт в «Прометее» рефлексирует над своим творчеством: молодую Сигурни Уивер здесь играет Нуми Рапас, а Майкл Фассбендер практически задается вопросом «Снятся ли андроидам электроовцы?». Продираться через подобные совпадения и отсылки так же интересно, как разгадывать головоломку — никогда не узнаешь, как было на самом деле, но зато и кино не заканчивается сразу после титров.

Наконец, свобода. Старость развязывает режиссерам руки, позволяет спокойно разобраться с тараканами в голове, отстраниться от привычной рутины, успокоиться и сделать наконец что-то просто так — свободно. Старость — на самом деле, вторая молодость, но в отличие от юных бунтарей, у стариков есть что-то поважнее духа протеста, а именно — опыт. Поэтому их свобода позволяет нам увидеть искусство кино во всей его чистоте — без примесей юношеского максимализма или зрелой депрессии.

Старики-режиссеры, не подстраивающиеся под зрителя, гораздо интереснее тех, кто зрителю хочет угодить. Посмотрите на Лукаса с его огромным миром «Звездных войн». Казалось, он уже сам стал пластиковой игрушкой в детском магазине среди бесконечных джедаев, световых мечей, йод и чубакк. Но вот буквально неделю назад Лукас всех ошарашивает: «Я отдаляюсь от компании, отдаляюсь от всех своих дел, разбираюсь со своими обязательствами и ухожу в гараж с пилой и молотком, чтобы делать кино как хобби. Я всегда хотел заниматься фильмами, экспериментальными по своей природе, и не беспокоиться о том, как там да что с прокатом». Зрелость — это когда делаешь фильмы для себя, а не для поклонников.

Что будет после «Прометея» почтенного Ридли Скотта, который, поверьте, еще разнесут по полной (американская премьера только на этой неделе)? Второй «Блэйд Раннер» — наверняка философский, занудный, по-барочному избыточный. Именно такой, как нужно.

Текст: Василий Зоркий, http://interviewrussia.ru